Дорогая крестная мама Таня!
Я пишу это письмо и еще не знаю, выпустят ли меня из России.
У нас ввели закон, что любая антивоенная речь может быть признана госизменой, и это 20 лет тюрьмы. Я не хочу в тюрьму. Да, я знаю, ты скажешь, что можно было бы и промолчать. Что вы так прожили всю свою жизнь при советской власти. Я и молчу. Я уже несколько лет не хожу на митинги. Я говорю только шепотом на кухне. В чатиках, которые потом стираю.
Последние дни прошли как в тумане.
О том, что началась война, я узнала в 9 утра от коллеги. Он должен был познакомить меня с новыми IT разработчиками. Украинскими ребятами. Они не вышли на связь. «Рядом бомбили, кажется, ночью началась война» – сказал коллега.
Я отписала в чатик «ок», перевернулась на другой бок и уснула.
В 10 у меня была следующая встреча. Мой программист сказал, что не сможет улететь в отпуск. «Почему», – не поняла я? «Все вылеты закрыли, война же». «А», – сказала я и ушла работать.
Вечером встретилась с тренером. Все занятие он что-то говорил о том, что мир никогда не будет прежним. Очень меня этим раздражал.
На следующий день у моего коллеги началась истерика. Он русский, жена украинка, любимый тесть идет на войну.
В институте, где я соруковожу независимой журналистской программой, часть преподавателей уехала на войну военными корреспондентами. Нужно было искать им замену.
Я стала читать новости 2 раза в день.
На третий день, еще лежа в кровати, я прочитала новость, что Путин решил расчехлить ядерный чемоданчик. Я вспомнила все эти американские фильмы, где показывался Карибский кризис. Ну ты знаешь, там обязательно были герои, строившие бомбоубежища. Они казались ненормальными параноиками. Кто в своем уме будет бояться ядерного чемоданчика в 21 веке?
Я села в кровати.
Это что, правда, все происходит на самом деле?
Ядерным чемоданчиком грозят только картонные плохие герои в старых фильмах о Фантомасе и Джеймсе Бонде. В некоторых фильмах сзади у них нарисована свастика. Окружающие этого злодея люди покорно маршируют и никогда не спорят. Это что теперь я?
Весь день я гуглила новости.
Выяснилось, что все мои друзья журналисты, активисты и айтишники уезжают. Те, у кого не осталось больше сил спорить. Но и не появилось желание маршировать.
За сутки, что я раздумывала, ехать ли, цена на билет выросла в 10 раз.
Долго провозилась с фотками своей семьи, когда паковала чемодан. Их пришлось вынимать из рамок. Руки не слушались.
Брат. Мой брат должен уехать, но он не хочет бросать бизнес и только что обставленную квартиру. А у нас может начаться мобилизация.
Но всего этого я тебе не сказала.
Это был, наверное, наш последний разговор. А я сидела с каменным лицом и кивала, когда ты рассказывала про новые узоры на вязании, и ответила, что все хорошо, когда ты спросила, как дела.
Мы научились с тобой так разговаривать после Крыма. Избегать политических тем. Ты просто иногда спрашивала: где Вася? А я говорила: «Вася уехал из России, потому что ему грозил арест». Ты кивала и не спрашивала деталей.
Я смотрела видео и читала независимые СМИ, которых становилось все меньше. Ты смотрела телевизор.
Я знаю, ты считаешь, что Украина собиралась разместить ядерное оружие на границе с Россией, на протяжении 8 лет убивала детей на Донбассе, а теперь “нарвалась” и “доигралась”. Я знаю, ты думаешь, что на нас первым напало НАТО, и мы лишь защищаемся. Что среди мирного населения Украины нет жертв. Что мы не бомбим жилые дома. Ты не знаешь, что бои идут на улицах Киева, потому что по телевизору об этом не говорят.
Я знаю, ты голосуешь за Путина, ты не понимаешь, почему у моих друзей проходят обыски, и почти всех их признали иноагентами – лично или через работодателей. Ты не хочешь ничего об этом знать. Ты просишь не рассказывать тебе.
Я и не рассказываю. Это бессмысленно. Сейчас это происходит во всех семьях в России.
Я не хочу спорить. Я просто рада, что мы успели попрощаться. И ты поцеловала мой крестик на прощание. Что в церкви так вкусно пахло ладаном.
Ты никогда не считала Холокост трагедией, хотя у меня есть еврейская кровь. А мне всегда было интересно узнать, как они его допустили, как это все началось. Теперь я знаю.
Ксения
Ксения Леонова – журналист, живущая в Москве.